Главное меню
Статьи, документы
Фотоматериалы
Восточная Пруссия
Кенигсберг
Калининградская об
Калининград СССР
Калининград Россия
Поиск по сайту
Форма входа
Ваше мнение
Поддерживаете ли вы идею самоопределения Калининградской области как республики?
Всего ответов: 436
Статистика
Погода
Главная » 2012 » Май » 14 » Ситуацию, которая произошла в Калининграде с конца 90-х, я бы сравнила с последствиями бомбардировки английской авиации
18:28
Ситуацию, которая произошла в Калининграде с конца 90-х, я бы сравнила с последствиями бомбардировки английской авиации
Руководитель Балтийского управления Минкультуры РФ Лиана Радюк : Ситуацию, которая произошла в Калининграде с конца 90-х, я бы сравнила с последствиями бомбардировки английской авиации
14.05.12

Издание: Королевские ворота | Текст: Руководитель Балтийского управления Минкультуры РФ Лиана Радюк

Руководитель Балтийского управления Минкультуры России Лиана Радюк рассказала журналу "Королевские ворота" о том, что портит Калининград, и когда все это кончится.

Прокуратура от культуры

– Насколько мне известно, летом прошлого года вступило в силу новое положение о Министерстве культуры РФ, согласно которому в обязанности ведомства теперь входят функции, ранее выполнявшиеся Росохранкультурой. Министр Авдеев тогда сказал, что грядущая реформа — "не расформирование службы, а перегруппировка сил, чтобы лучше защищать памятники культуры". Так ли это, и что происходит с функциями Росохранкультуры сегодня?

– Наша реорганизация завершилась в декабре 2011 года. Мы стали территориальным органом Министерства культуры РФ – Балтийским управлением Минкультуры России. Фактически мы только сменили название. В ближайшее время ожидается принятие поправок в наш базовый 73-й Федеральный закон «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации». Территориальным органам будет передаваться все больше контрольно-надзорных функций. Мы, с одной стороны, становимся своего рода прокуратурой от культуры, а с другой – чтобы быть такой прокуратурой в полной мере, у нас не хватает инструментов. Если раньше мы сами исполняли полномочия по памятникам федерального значения, то теперь полномочия передаются региональным органам охраны, а за нами останется функция надзирать за исполнением переданных полномочий.

Кроме того, мы, как и раньше, работаем с нарушениями в области археологии, охраны объектов культурного наследия. И объем этих нарушений из года в год не уменьшается.

– С чем вы сталкиваетесь чаще всего?

– С ведением строительных работ на территории города без получения разрешения и без проведения обязательных археологических работ. Я прекрасно понимаю, что из города нельзя делать архитектурный заповедник и что город не может не развиваться. Когда на месте строительства работают археологи, понятно, что памятник археологии разрушается, но он фиксируется, описывается и остается в науке. То же самое происходит и с различными находками. Но когда правит бал «бульдозерная археология» - это преступление.

И ситуация не меняется. В 2005 году по сигналу археологов мы выехали на место строящейся «Плазы» и увидели три яруса немецких подвалов. Мы говорили о том, что там надо провести полноценные археологические работы, проверить версии о спрятанных в этих подвалах ценностях. Тогда застройщик пустил в ход все средства, чтобы по документам культурный слой отсутствовал. В строительстве ведь есть сроки, и каждый день простоя нес убытки. Потом такие выезды были на места строящихся зданий суда и гостиницы на Нижнем озере, торгового центра на месте кинотеатра «Россия», да много еще куда. Конечно, мы использовали весь имеющийся в нашем распоряжении инструментарий вплоть до обращений в прокуратуру, другие силовые структуры. Но бюрократическая машина имеет огромную инерционную силу, она крайне редко использует оперативные меры. Так что пока суть да дело, у строителей техника работает в две, а то и в три смены. Повторю, «бульдозерная археология» – это преступление. Но еще большее преступление, когда бульдозерные «раскопки» санкционируются органами охраны памятников. Территория исторического города – это культурное пространство. Абсолютное меньшинство использует это культурное пространство, принадлежащее абсолютному большинству, для извлечения прибыли себе, любимому. Такая ситуация недопустима.

Между плохим и ужасным

– Какой период в истории города и области, не считая штурма Кенигсберга, вы можете назвать наиболее тяжелым с точки зрения потери архитектурных ценностей?

– Ситуацию, которая произошла в Калининграде с конца 90-х, я бы сравнила с последствиями бомбардировки английской авиации и последующим штурмом города: ущерб архитектуре был нанесен практически такой же. Мы потеряли часть памятников в эпоху перестройки.

Когда мы выходили из коммунистической формации, у нас не было такого бедственного положения. Да, кирхи в Советском Союзе использовались не по назначению, в большинстве случаев в них располагались зернохранилища, но они хотя бы были под крышей. Вы помните фильм «Жена керосинщика» Кайдановского? Он снимал все это в замке Бранденбург, в котором тогда жили люди. На замке была крыша, это было целое здание, и что осталось от него сейчас? Руины. Стена. Замок разбирался на глазах у всего поселка. Я не говорю, что виноваты люди, которые разрушали и созерцали разрушение, я говорю о том, что виноваты власти, которые не могли предложить альтернативу тем, кто разбирал здание на кирпичи, чтобы выжить.

К сожалению, все чаще приходится выбирать между плохим и ужасным. Плохо, когда торговые, гостиничные, развлекательные, жилые комплексы пытаются построить на месте исторических зданий. Мотивация такова: мы снесем этот старый дом, потому что он нам не нравится, он некрасивый, а на его месте построим новый и красивый из газосиликатных блоков. Это называется «лужковская реставрация».

Когда комплексы появляются на месте пустырей, как, например, Рыбная деревня — это нормально. Другое дело, когда строят на месте, которое намеренно превратили в пустырь. Вот, к примеру, сиреневый сквер в центре нашего города. Сейчас на его месте торговый центр «Кловер». Я помню этот сквер с тех пор, как была студенткой. Он был настоящим оазисом. И я помню мотивацию того человека, который пробивал строительство торгово-административного здания на месте сквера: на всех собраниях и заседаниях, посвященных обсуждению этой застройки, в том числе и на заседании градосовета, он, не смущаясь, заявлял: «Там настоящий бомжатник! Там просто невозможно пройти!» Аргументация, что можно облагородить эту территорию, что у нас есть органы, которым можно вменить уборку и патрулирование этого места, была, видимо, менее убедительна для тех, кто принимает решения.

– Каким образом крупный инвестор согласует такое строительство?

– Как правило, человек, который приходит со своим проектом строительства в центр города, имеет огромный административный ресурс. Устоять перед таким ресурсом крайне сложно. Но есть два основных постулата в работе органов охраны памятников. Первый – в регионе, который хочет сохранить свое культурно-историческое наследие, руководство должно иметь такую, как принято говорить, политическую задачу и, соответственно, иммунитет против давления. И второй – руководители органов охраны должны иметь такой авторитет, которому будет тяжело противостоять. В противном случае мы имеем то, что имеем.

Но пока у нас есть желающие строить там, где им хочется, и считающие, что у них есть на это право, это будет продолжаться. Почему под коммерческие проекты идет территория общественного назначения? Я не понимаю, зачем через каждые 300 метров нужно сажать магазины и гостиницы. Как нам позиционируют торговые центры? Как места отдыха горожан. Как можно гулять в торговом центре? И кто там гуляет? Молодые люди и мамы с детьми. То есть мы приучаем детей буквально с коляски любоваться витринами и искусственными деревьями или деревьями в кадках вместо настоящих. Мы подменяем природу имитацией. И в этом нет ничего хорошего. Кроме того, мы формируем людей с потребительской психологией. И пусть власть не самоустраняется от этого, это тоже ее дело. Когда в 1918 году бургомистром Кенигсберга стал Ганс Ломайер, его не испугала ни тяжелая послевоенная обстановка, ни гиперинфляция. Придя к власти, он в числе первоочередных задач пригласил в город ландшафтного дизайнера, и уже к 1927 году Кенигсберг стал настоящим городом-садом. Почему Ломайер не испугался никаких трудностей?

– В вашей практике много случаев несогласованного строительства?

– Да, мы довольно часто сталкиваемся с этим. Я не понимаю, почему наши архитекторы дают разрешения на снос того или иного архитектурного объекта, а потом делают наивные глаза и говорят: «А я не знал, что это памятник». Ну как ты не знал? Тебе не преподавали в университете историю искусств? Ты не видишь, что здание из красного кирпича отличается от типичной советской постройки? Почему так мало людей во власти задумываются о том, что мы оставим после себя? Самое ужасное заключается еще и в том, что когда ищут обоснование незаконному, оперируют законным. А я всегда говорю, что закон, помимо буквы, имеет еще и дух. Нужно не только стремиться к буквальному соблюдению закона, но и организовывать свою деятельность на основе принципов и идей, которые в нем заложены. Если орган охраны памятников создан, то он не должен способствовать легализации нарушений. Он должен препятствовать этому всеми силами и средствами. Нам не удается это выполнять в полном объеме. Но наших подписей и согласований нет на документах, легализующих нарушения.

Три слова и запятая

– Выходит, если человек имеет достаточный административный ресурс, он может построить любое здание в городе, так? Тогда какой смысл вашей работы, если вы не можете на это повлиять?

– Всегда остается надежда, что вот-вот что-то изменится. Вакханалия вседозволенности не бесконечна. Я историк по образованию, и знаю, что любой хаос чем-то заканчивается. Я надеюсь и на грядущие поправки в 73-й закон – тогда у нас появятся определенные рычаги. Государственная Дума три года не принимает поправку в закон, которая состоит из малюсенького дополнения: «предметом государственной историко-культурной экспертизы является то-то и то-то, запятая, и территория памятника». Из-за того что этого уточнения нет, охранная территория памятника формируется произвольно. Я исторический оптимист и рассчитываю на то, что еще при моей жизни что-то произойдет, что поможет переломить эту ситуацию.

Мне кажется, что мы, как федеральное надзорное ведомство, остались единственным органом, который может себе позволить придерживаться только закона. Нас не интересуют политические расклады ни в области, ни в городе. Мы не связаны ни с кем обязательствами, никому ничего не должны. Перед законом все равны, и ты получишь от нас только такое решение, которое соответствует закону, а не такое, как тебе хочется.

Я ведь никого не зову на баррикады и не призываю вступать в ополчение. Я говорю о том, что со всеми можно и нужно разговаривать, объяснять, убеждать. Территория исторического города – это территория компромисса, а не место для большого хапка.

– Я наблюдаю за тем, как меняется историческая ткань города, и мне кажется, что его облик убивает не только снос старых и строительство новых зданий, но и то, как силами самих жильцов меняются фасады этих самых старых зданий.

– Я помню, как в середине 90-х годов Центральным районом Калининграда была принята программа, которая, если мне не изменяет память, называлась «Мансарды», подразумевавшая улучшение жилищных условий за счет надстройки чердаков. Благодаря тому что этот проект был одобрен городскими властями, мы утратили историческую геометрию зданий. Архитектурное многообразие в результате оказалось заменено ужасными надстройками... Я не рискую назвать их гробообразными, но они совершенно жуткие с точки зрения архитектуры. На жилье в те времена охранные обязательства не выдавались. Да и вообще все охранные обязательства того времени (фортификационные сооружения, например, приспособленные коммерсантами под оптовые склады, кафе, еще что-то) были абсолютно пустыми. Что касается жилых домов довоенной постройки, мы понимаем, что каждый конкретный человек не может нести обязательства по ремонту, реставрации дома пропорционально занимаемой площади. Он просто его не осилит. Должен быть общий проект реставрации исторического объекта. И важно, чтобы муниципалитет принимал взвешенные, продуманные решения.

Как-то меня пригласили на одно совещание в правительство области. Встал вопрос о памятниках, и я, не удержавшись, сказала: «Вы все соглашаетесь с тем, что туризм – это одна из базовых позиций развития области и что он отчасти должен базироваться на истории региона. Но пока вы не поймете, что затраты на реставрацию старых зданий сопоставимы с затратами на новое строительство, пока вы не будете пытаться привлекать и закладывать такие суммы на сохранение объектов, – ничего не изменится. Все точно так же будет уходить в песок».

Почему нас не смущают огромные цифры, которые закладываются на строительство новых зданий? Потому что это на самом деле столько стоит. Но поймите, что реставрация, по определению, также очень затратная отрасль, специфическая, высокоинтеллектуальная деятельность. Кроме того, здесь нельзя использовать дешевые материалы. Кирпичи, черепица, мозаичная плитка должны изготавливаться по той же технологии, что и первоначальные. Ведь наша задача - сохранить, а не пережить. К сожалению, сегодня позиция временщиков преобладает.

 

Источник klops.ru

 

Категория: Новостной раздел | Просмотров: 1464 | Добавил: das | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024